Эти стихи написаны на протяжении последних месяцев. Я путешествовал: летал на родину в Сибирь, ездил в любимую Белоруссию, на машине забирался глубоко в Рязанскую область и в который раз возил детей в Константиново... Был юбилей нашей Победы. Потом забушевали эти страшные пожары в Подмосковье и Мещере, да и чуть ли не по всей европейской России. Стихи написались тревожные, но уж таково переживаемое время.
САЯНО-ШУШЕНСКАЯ ГЭС
До ГЭС теперь машину не пускают.
Шлагбаум, автоматчики… Госбез!
Теракты на плотине — «исключают».
Чубайс, cтрана чудес, РАО ЕЭС.
Тут утопили смену. Мне родные
сибиряки погибли. Не война,
а доллары поганые гнилые.
Саяны нависают, как стена.
В тайге бывает всякое. Веками
родившийся наизготовку жил.
Весь мир себя прикрыл сибиряками,
когда фашист Европу сокрушил.
Но что за шкуры вы в тот день прикрыли?!
Кто лез на горы с тещей и женой?
Вы, мужики, затворы прикрутили.
Спасли людей. А с ними спасся гной.
Чу! кружат стаи над зубцами леса
и над плотиной. Нет, не вороньё…
А кто-то скажет: обнаглели бесы.
Вот пули бы серебряны в ружьё!
СЕНТЯБРЬ В СИБИРИ
Тут жил и умер друг. Тому уже пять лет.
Вдова, погоревав, сошлась, живет с соседом.
В ворота не стучу: их видеть смысла нет.
Но чует старый пёс и плачет мне фальцетом.
Мы в детстве с Жучкой тут играли во дворе.
Щенок собаки той — он пёсику стал папой…
Ну, здравствуй, человек! Мы оба в сентябре.
Дай подружу чуток с твоей шершавой лапой.
Дай погляжу в глаза твои из-под ворот.
Нам к той игре пора готовиться серьезно.
Нам впереди зима — хозяин твой там ждет…
Мы дети там, и всем тепло и дед-морозно.
ВАСЯ ТЕРКИН
(по ценным рецептам постмодернизма)
Был Теркин с детства раскулачен.
Затравлен был в НКВД.
Штрафбат его перекорячил.
И плыл в Гулаг он по воде.
Но сбил он «Мессера» прикладом
и сало ел со старичком.
Слонялись особисты рядом,
и пахли фрицы чесночком.
А понял Вася, где злодеи,
лишь на том свете побывав.
Там уголовники сидели,
так ничего не осознав.
И шли матерые троцкисты
в барак, а не в московский ЦИК.
И власовцам их флаг цветистый
шел на портянки, чик-чирик.
А там опущенный и мерзкий
шпион парашу выносил,
утратя имидж суперменский,
и «Ку-ка-реку!» голосил.
А там трехзубые бандеры
смотрелись жертвами цинги…
И так несло парами серы!
И понял Вася, кто враги.
…Вольготно прохиндеям тёртым.
От них и стал наш мир хренов.
Нет спасу! Но вернется Теркин
и всем им скажет пару слов.
ДЕТСКИЕ ИГРЫ
Станиславу Гайдукову
Уже фронтовики отвоевали.
Но добрых десять лет после войны
мы, пацаны, фашистов добивали
по всем дворам и пустырям страны.
Стратеги, как всегда, не доглядели,
расслабясь и отцов разоружив.
Но сабли деревянные запели,
и наступило время новых битв.
Я немца бил в сибирском Черногорске.
За Сталина! врывались мы в Рейхстаг.
Незваные от нас бежали гости.
И полыхал над миром красный флаг.
И сгинула под землю или в Лету,
или в Валгаллу и ко всем чертям
вся дрянь космогоническая эта,
колдуя напоследок по кустам.
Поконча с их оккультной свистопляской,
как рыцари, не ждали мы наград.
Былых мальчишек орден ветеранский
никто не приглашает на парад.
Но верю — нет, я знаю! — было это:
лишь дети не по силам духам зла,
и наша виртуальная победа
тот вражий дух под корень извела.
«ВТОРОЙ ФРОНТ»
Эта мятая банка по ленд-лизу досталась отцу.
По рассказам, там в студне копошился тушёнки ошмёток…
Но в войну не зажилось и мясцу, и тому холодцу!
Всё поели, а после стал из банки стакан для отверток.
Эта банка из Штатов у отца в гараже жила так:
только он отвернётся — солидол ей губная помада,
фраерок «Студебекер» газанул и вкатил на верстак,
и жуки колорадские так и лезут, куда бы не надо…
Из нее прёт Америка! Едва лишь отец отойдёт,
сразу детям та банка напокажет секретных соблазнов:
паучок — мистер-твистер, цокотухи танцуют фокстрот,
а комар саксофоном завис и поёт несуразно.
Она нас покупает, жестяным она вертит хвостом.
Она задницей вертит и бедром так ведёт, Мата Хари!
Я дошкольник еще, не обязан и знать, что мы ей выдаем.
Но Валерка постарше, он мой друг, — молотком ей по харе!
Всё потом, как в тумане: эта ржавая банка, ручей…
И плыви до Чикаго, та шпионка, и нос ее римский!
Эта банка тушёнки… А в ней и Бессмертный Кощей,
и несметное НАТО, и коварство, и гриб хиросимский.
ВОЗВРАЩЕНИЕ НА РОДИНУ
Как отступила тайга!
Снижается старенький «ТУ»
на терриконы, пурга,
на промзону — на срамоту.
Тут мамонты мирно паслись.
Тут правнук Адама кострил.
А сегодня — не подавись! —
за доллар все скупит дебил.
Сибирь повидала, но
такое и ей впервой.
Под снегом, по самое дно,
всей химии хлам и помой.
Зима гримирует век,
чернуху пока забелив.
Весной возопит человек,
но ТВ объяснит, что он жив.
Промоют мозги в политчас
из агитпроповских клизм!
Бессмертен в гробу Карла Маркс.
Беснуется капитализм.
РУБЛЁВ И МIР. 12 ИЮНЯ
Где-то здесь похоронен Рублёв, но могилу утратили.
Он был мнихом простым и не явлен. Теперь тут музей.
В нем сегодня сей мiр: и стяжатели, и толкователи.
Их экскурсия, праздник, их ценных свобод юбилей.
Тут заблудшие волки в овец на глазах превращаются.
У икон послоняются с гидом, и нету грехов!
И златые кресты пребогато на шеях мотаются.
Есть поселок Рублёвка, а вот сам Рублёв, хо-хо-хо…
Он, сей мiр, не рублёвый. Он любит валютное евро.
Он смакует доллары и фунты. Он в корень глядит.
Он имеет доход с ископаемых нашего севера
и над златом дрожит… Он такой! ни рогов, ни копыт.
ЗИГЗАГ
Я еду через лес. Тут дядя честных правил
на сваях заложил на озере дворец.
И лютеранский храм на берегу поставил.
Сажают вертолёт. Он молится, храбрец.
Тут каждый зверь давно застрелен, но не больно.
Какой там лось, кротам не провести теракт!
А в озере ратан поел всех недовольных.
И пляшет олигарх, не попадая в такт.
А дамочки пищат с террасы, ждут обеда.
Там гости, спор ведя, на феню перешли…
Но щука из реки заходит, как торпеда!!!
Переполох, бинокль… Ха-ха. Охрана, пли!
Стреляют по воде, пируя на просторе.
До счастья олигарх успешно дорвался.
…В лесу на берегу был детский санаторий.
Но пионеров нет. В разрухе корпуса.
Зато есть эта дрянь повадки уголовной.
«Цивилизован» всяк, и спьяну пьют «шанель».
Я еду столько лет Россиею огромной!
Страна вошла в зигзаг. В тупик летим ужель?
ВИТЕБСК
Экуменистский, вязкий,
впрочем, бахтинский отвар…
Витебск — а все же славянский!
Даже «Славянский базар».
Войнами исковеркан
и восстановлен людьми,
дружит он с нашим веком.
Витебск поди пойми.
Кто тут сподобится рая —
спорно, и спор водянист.
Но партизанского края
здесь натерпелся фашист.
Да, Божий мир не измерят
лавочника весы!
Полифонизм не изменит
голоса Белой Руси.
Красноречивее слова
красок безмолвный рассказ.
В небе летает корова.
Репин — их на луге пас.
ПЕРЕВАЛ В САЯНАХ
От розоватых скал, зеленых ближних гор
до синих дальних гор, переходящих в небо,
картографы тут шли, наверно, добрый год.
Но карту сняли — вот, склоняюсь я над нею.
Состарился наш мир — а верен документ!
На нем весь перевал, такой румянолицый.
Теодолита нет, но через бездну лет
иду я по следам отцовских экспедиций.
Там тряпочки — шаман бил в бубен у куста.
Но род его пропал: Берлин мужчины брали,
вернувшись в орденах, все пили досыта…
Вот то-то и оно. Нет истины в бокале.
Змей огненной воды — он столько сжёг племён!
Обходятся без нас тайга и эти горы.
Река Она кипит, и дружит с нею Он.
А хищных скал верхи остры, как волчьи морды.
Живет себе зверьё, и чисты воды рек.
До ближнего жилья и с картой топать месяц.
Тут не перекосил природу человек.
Верней, она его поставила на место.
ПОЛЬ РОБСОН
Поль Робсон пел, и сотрясались горы.
Библейский бас, летевший до небес…
Он верил в нас. Не слушал наговоры,
и мыслил с госполитикой вразрез.
В Союзе окружали его дружбой.
Его любили дети всей страны.
А в Штатах за ним зырили спецслужбы
и звали «сталинистом» болтуны.
Он вышел всем. Не вышел чёрной кожей.
Расизм его терзал, что крокодил.
Поль Робсон пел, с Шаляпиным так схожий.
Наш парень о России говорил.
Ты широка была, страна родная!
Убавилось лесов, полей и рек…
Тебя разворовали. Хата с краю.
И боязливо дышит человек.
Старательный развал. В тупик дорога.
Все менее силёнок у страны.
Но если власть ведется не от Бога,
она не власть, а служка сатаны.
От Бога ль пляшут видимые черти,
и жаждет «прав» содомский зоосад?
Не окормлять бы православной церкви
бесстыдный бесовской олигархат!
Сын пастора Поль Робсон — он на небе.
Он упокоен в Божием раю.
Россия на земле. Ты спи, мой бэби!
Бог не оставит Родину твою.
БОЖИЙ ГНЕВ
Горит Мещёра. Божий гнев.
Дождя прогноз не обещает.
И некто, эполеты вздев,
на всю Вселенную болтает.
Столицу душит серый дым.
Угар сочится сквозь витрины.
Покуда судим да рядим,
горят моей страны руины.
В дыму у люда нет лица.
Беда пришла на землю нашу.
Горят народные леса,
назначенные на продажу.
Но до Канар не достаёт
наш дым Отечества кромешно…
Рублевка не горит — цветёт.
Рублевка пахнет зарубежно.
Легко гусарам в три вершка
играть, в песочнице возиться!
Все развалив, кишка тонка
и побеждать, и застрелиться.
Где Сталин?! Все уйдём туда.
Но мы помрём во вражьих лапах.
И всем гореть нам от стыда,
такую Родину прошляпив.
БЕЛАЯ РУСЬ
Я крещён, слова нет, но люблю сердцем всем
некрещёную нашу дуброву —
эти древние корни славянских морфем,
в белорусскую вросшие мову.
Поищите язычество, где Вавилон,
где ацтеки и культы Гаити…
А в Полесье святом сотворите поклон
и болотных чертей не ищите.
Белорус терпелив до последней черты.
Примет гостя с питьем и закуской…
Но врага-супостата он примет в штыки
или встретит рогатиной русской.
Беловежская пуща. Жива на корню.
Рощи Запада — те жидковаты.
Лишь родную Сибирь с Беларусью сравню.
Как приятель, подходит сохатый…
ОХОТА
Я убил только рябчика и прекратил.
Больше я никого не убил.
И подаренный «Зауэр» мучил в чехле.
Я отца огорчил, рассердил.
После лишь по мишеням. Был тир МГУ.
Попадал и потом не слабо.
Только в птиц и зверьё я стрелять не могу.
Неохота. Их жаль, видит Бог.
Но вот в этого, в Гитлера, в прочую мразь
и в ее расползучий фашизм
я б с охотой стрелял и попал бы не раз!
— Русский варвар. Тоталитаризм.
СВЕРХДЕРЖАВА
Эта мразь много раз нападала.
Князь Пожарский, Кутузов и Сталин —
Русь отбилась… Ждет мразь генерала,
чтобы был и стратег, и батален.
Превзошли нас по боеголовкам.
С тылу выползли пятой колонной.
Подобрались всем натовским блоком
и бутылью манят алкогольной.
Не пропить ли и честь, и ракеты?
Шьет мундиры Юдашкин гламурный…
Вместо древней советской анкеты
полиграф подбирает нам дурней.
Что ж, остались мы сами с усами…
Нет союзников — приняты в НАТО.
Только Белая Русь рядом с нами.
Белорус — это русский двукратно.
ИЗБОРСК
За Городищенским озером Серая Шейка
вывела деток, и стайка скользит по воде.
С нашего берега люди ныряют с бревешка.
В озере небо синеет, как в Божьей бадье.
Век двадцать первый еси вот за тем шеломянем.
Там иномарочный колониальный позор.
Здесь наши древности. Славу Изборска помянем:
так и не сдался, сдержал крестноносный напор.
Их командоры ломились в Изборск твердолобо.
Все уходили ни с чем — только срам и стыдоба.
Хоть затевали бой легкий на вид и неравный —
крест католицкий ломался о крест православный.
Ныне Россия уклончива и бледновата.
Там, за холмом, ее учат ходить в батраках.
Здесь — хлынул дождь. В камыше затерялись утята.
Дети славянские только хохочут в волнах!
Нас не замочишь, и гитлеры нам не смертельны.
Лишь бы бояре не продали ключ от ворот.
И отобьется ракетно, иль хоть огнестрельно
русский Изборск, да и ворог от злости помрёт.
ЗАБРОШЕННЫЙ РУДНИК
Тайный поселок в горах.
Мимо грохочет река.
Штольни наклонной дыра.
Скалы торчат по бокам.
Мощью и злом обуян,
тут элемент залегал...
Чуден скалистый Саян.
Мерзостен рудный отвал.
Тайны хрущёвской тайги
не разболтает народ.
В Гейгера глянь и беги!
Счетчик навряд ли соврёт.
* * *
Нам страшновато ночью выходить
под небо Божие, лишенное завес.
Глаза незрячи: слаб, как волчья сыть.
В лесу и в поле угнездился бес.
Собака в страхе лает. Ей видней.
Перекрестись, и поспешай в свой дом.
Там космос, а тут мистика теней.
Отвлечься и забыть хотя бы днем.
ПАНТЕИСТИЧЕСКОЕ
Даждь нам дождя, наша матерь Природа!
Матерь-калека, спаси своих чад!
В жажде зайдясь, птицы долбят породы.
В реках последние рыбы кричат.
В тропиках крутит метель, стервенея.
Нагло торнадо по тундре катят.
Бойко в мутациях крысы умнеют,
и не берут их ни ласка, ни яд.
То-то всё больше и смрада, и пыли,
труса и глада, в груди метастаз!
Сколь мы разумно тебя загубили,
столь же стихийно караешь ты нас.
Сгинут селения под ледниками…
Нами поругана, мстишь не шутя.
И не щадишь — ты терпела веками…
Матерь великая, дай нам дождя!
|
|